Батрич, Сташа, «СВЭ» и… по сцене босиком!
Омская драма на фестивале «Славия». Сербия, Белград.
Не в первый раз ОАТД становится гостем одних и тех же фестивалей. Традиция? Заслуга? Или удача? Если традиция, то это похвально. Если заслуга, - почётно. А если удача, то выходит, что она к нам не равнодушна.
Снова Сербия, снова фестиваль «Славия», встречавший и провожавший нас несколько лет назад так, как встречают и провожают близкого родственника. Что ни говори, а такое не забывается. Не на каждом фестивале нас просят сыграть дополнительный спектакль «для студентов театральных ВУЗов города Белграда», как было в прошлый раз со спектаклем «Фрёкен Жюли». Не на каждом фестивале можно вот так запросто посидеть с его директором за чашкой кофе и обменяться национальными анекдотами, в то время как его жена распихивает конфеты тебе по карманам. Будет ли так же и в этот раз? Я не про конфеты. Хотя… Что ж, снова Омск-Москва-Белград, и вот мы на месте.
Из сибирской зимы шагаем в европейскую весну, ещё робкую, но уже такую настоящую. Ещё не трава, но уже не снег, ещё не жара, но уже стоят цветочницы вдоль столичного проспекта, а из их корзинок выглядывают те самые подснежники, которые Омск увидит не раньше, чем через месяц. Батрич (тот самый директор) распахивает свои объятия нашей делегации, хватает в охапку несколько чемоданов и актрис, что ближе стояли, и движется к выходу из терминала.
Батрич: Семеро ко мне в машину, остальные в автобус.
Никифорова: Я в машину!
Батрич: Ты в багажник.
Никифорова: Почему?
Батрич: Ты неприличная.
Лилиан (та самая жена директора с конфетами) берёт Ольгу под свою защиту, и вот вся наша компания отправляется в гостиницу.
Батрич и Лилиан сочинили этот фестиваль, разместили его в своём крошечном театре, и наполнили всё происходящее на нём удивительной теплотой и весельем. Они и сами такие: он, высокий, как дядя Стёпа, и весёлый, как хлопушка на ёлке, и она, красивая, как фея, и трепетная, как те подснежники. Что ни говори, гармоничная пара.
Театр через дорогу от гостиницы, работаем мы только завтра, и нам предлагают посмотреть один из спектаклей фестиваля. Отобедав, самые стойкие из нас решаются после двух самолётов и пятичасовой разницы во времени пойти и приобщиться к искусству. На чистом сербском языке. Без перевода. Сев в первый ряд, поначалу я испугалась своей смелости. Ноги гудят, глаза слипаются, а ведь это ещё даже свет в зале не погас! И как назло оператор с камерой устроился в метре от нас и уже снимает наши сонные физиономии. Скорей бы началось! А когда началось, то было поздно. Я влюбилась окончательно и бесповоротно.
В нашей профессии мастер-класс может случиться неожиданно. Браво тем, кто привёз нас на фестиваль на день раньше, и нам выпало увидеть тот спектакль. Что там было? Шестеро актёров общаются между собой на непонятном мне языке. Почти не повышая голос, часто поворачиваясь ко мне спиной, как говорится, ничего не играя. Что-то о бедной семье в вечных поисках средств к существованию. Но сюжет оказался совсем не важен. Трудно представить себе спектакль, более простой по форме и… более сложный по способу существования. Но если когда-нибудь я смогу так «играть, не играя», и при этом держать внимание зала мёртвой хваткой, то, наверное, смогу считать себя счастливым человеком в профессии.
После спектакля мы сидели с только что покорившими нас артистами в баре. Среди них – Сташа. Кто сказал, что самые красивые девушки обязательно русские? Сташа проходит мимо столиков, опустив глаза долу, и дыхание затаивают не только мужчины. «У неё не лицо, у неё лик», сказала Ольга Никифорова. «Сташа, можно я с вами сфотографируюсь?»- спросил Марчелли, и заробел даже положить ей руку на плечо во время вспышки, так она прекрасна. «Сташа…» сказал Есипович и покраснел.
Одна из чудесных традиций этого фестиваля – еженощные посиделки в театральном баре после спектакля, где гости фестиваля знакомятся, общаются, говорят «за жизнь и за искусство», зачастую на языке жестов, поскольку фестиваль международный; где тебе предложат попить, выпить и закусить бесплатно и столько раз, на сколько у тебя хватит здоровья.
Батрич: Володя, что ты пьёшь?
Майзингер: Чай.
Батрич: Володя, ты заболел?!
Утро следующего дня. Репетиция нашего «Цилиндра». Батрич в зале. Проверяем титры и понимаем, что свет спектакля слишком яркий, и буквы на проекции почти не видны. Проблема. Играть без перевода не решаемся, многое в спектакле построено на несовпадении текста с поведением, для того, чтобы этот приём сработал, зрителю нужно понимать смысл «слов». Русский язык знает двадцать процентов сербов. Сербский язык мы выучить уже не успеваем. Знаем только одно слово: «свэ!», что означает «всё!», и слово это нас очень веселит, особенно если произносить его оптимистично и утвердительно, слегка разведя руки. Но одного «свэ!» недостаточно, как вы понимаете. Пока мы умничали, как я сейчас, откуда ни возьмись, появился человек со стремянкой и с простынёй в руках, на которого никто почти не обратил внимания. И в тот самый момент, когда мы спорили, куда проецировать титры, чтобы их было видно, - на пол, на потолок или на Катькину майку, оказалось, что простыня пришита к бархату над сценой обычной иголкой и не менее обычной ниткой. И поскольку свет туда не добирается, титры с переводом можно прочитать без особого труда. А ведь мы даже не успели попросить! Батрич, сидя в зале, хитро улыбался.
Декорации мы с собой не везли, их изготовил фестиваль. Новенькие кулисы, новенький белый половик. И что же, топтать его тяжёлыми ботинками, оставляющими пыльные следы? «Нет! - сказал Марчелли, - мы пойдём другим путём. Ра-зу-вайсь!» И весь первый акт мы прошлёпали босыми пятками по чудесной белой сцене, и надо вам сказать, это доставило нам большое удовольствие. Добавило, так сказать, новизны в не новый уже спектакль.
Вспоминая увиденный накануне сербский спектакль, мы понимали, что эта сцена – не просто камерная, она сродни крупному плану в кино, и любое движение ресниц на ней – уже мизансцена. К счастью, спектакли Марчелли обладают удивительным свойством трансформироваться под любую площадку, а от камерности они только выигрывают. Так что, на мой взгляд, в грязь лицом мы не ударили. А некоторые сцены прошли под непрекращающийся смех в зале, что не всегда случается даже с русскоязычным зрителем.
Что ж, программа выполнена, спектакль сыгран, снова ночь в театральном баре, где теперь уже к нам подходят знакомиться. Кстати, среди зрителей «Цилиндра» оказались и те, кто помнил нашу «Фрёкен Жюли», и шёл на спектакль целенаправленно. А в первом ряду сидела сама «Госпожа министерша» Радмила Живкович, наша знакомая по фестивалю «Академия». Да не одна сидела, а с целым пакетом подарков, что было неожиданно и очень приятно.
Впереди ещё целый день, свободный, нерабочий, что редко случается в наших суматошных поездках. Кто-то отправится в знаменитую деревню Кустурицы, кто-то по магазинам, а кто-то – просто гулять по весеннему городу. Мимо парка с копиями знаменитых статуй, мимо двух раненых бомбёжкой домов, сохранённых в полуразрушенном виде как памятники, туда, к центральной площади. Прохожий, у которого мы уточнили дорогу, указал направление и произнёс: «Вы русские. Мы вас очень любим». Это было понятно без перевода.
Завтра самолёт домой. А сегодня мы отправимся смотреть очередной спектакль фестиваля, после проведём полночи в театральном баре, будем много смеяться, вручать подарки Батричу и Лилиан, восхищаться ответными дарами, будем знакомиться и шутить на брудершафт…
Никифорова: Батрич, почему у вас так хорошо?
Батрич: Потому что вы приехали.
Никифорова: А что будет, когда мы уедем?
Батрич: Станет ещё лучше.
Никифорова: Батрич, ты - ФУ!
Батрич: Я тоже тебя люблю, Оля.
Было весело и грустно одновременно, а из моих карманов снова сыпались конфеты. Свэ!
|
ну и вообще))) ... в курсе)))